Водка в могиле, или Последнее завещание

Ивана Васильевича

Положенная в гроб бутыль часто предназначалась для того, чтобы дух умершего, при жизни зависимого от алкоголя, не беспокоил своих живых родственников. Да к тому же считалось, что и на том свете упо­коенный мог вести та­кой же разгульный образ жизни, как и при жизни.

ВОДКА ОТ ПОКОЙНИКА

Как-то весной я принимал участие в этнографической экс­педиции в Сергачский район Нижегородской области. В селе Ачка я записывал тамош­ние истории и былички, расска­зываемые сельскими жителя­ми, и один из пожилых мужчин поведал мне удивительную ис­торию:

“Было это в 1984 году у нас в Ачке. Рыли мы могилу Ивана Воронина. Он умер в 1954 году, а мы рыли могилку для его су­пруги, пережившей мужа на 30 лет. Когда вырыли пример­но с метр, вдруг лопата на что- то наткнулась. А один из мужи­ков и говорит: “Иван Василь­евич, когда помер, ему в гроб, по его завещанию, вложили “четверку” “Московской осо­бой"". И точно, стали мы осто­рожно копать дальше и нашли эту “четверку”, хорошо засургученную. И решили двое из наших товарищей эту “четвер­ку” “раздавить” на двоих, а мы трое пить отказались. Нашли здесь же на могилках поми­нальные стаканы и выпили. Мы их спрашиваем: “Ну как?”. А они отвечают: “Да вроде за три­дцать лет водка послабже ста­ла". Ну, мы могилку дорыли - жену Ивана Васильевича похо­ронили. Помянули и разо­шлись. На следующий день всей нашей пятерке предстоял очередной калым - нужно было строить сруб-мазанку. Собрались мы вчетвером, за­ходим за Булкиным. Смотрим, он около своей избы ходит туда-сюда, на лужайке. Подхо­дим к нему: “Здорово, Анато­лий Федорович, пойдем строить мазанку". А он нам и отвечает: “Да что вы, я всю ночь квас пил, после этой мо­гильной водки меня так мутило! Вырвало то, что мы пили, жрали. И всю ночь я не спал... Больше в жизни могильную водку я пить не буду!".

Вот такая любопытная исто­рия произошла в селе Ачка, и случай этот далеко не един­ственный.

Известно, что до недавнего времени изредка подобное действо действительно прак­тиковалось. Захоронение вод­ки или вина вместе с телом умершего, вероятно, имело це­лью принесение сопроводи­тельной погребальной жертвы людям, при жизни зависимым от алкоголя, то есть положен­ная в гроб бутыль якобы пред­назначалась для того, чтобы дух умершего не беспокоил своих живых родственников. Да к тому же считалось, что и на том свете упокоенный мог вести такой же разгульный об­раз жизни, как и при жизни.

 

ОТ ЗАРАЗЫ И ЧАХОТКИ

В некоторых областях Рос­сии и у отдельных славянских на­родов это действо означало не­что большее. В Боснии и Герце­говине выкопанное из могилы вино (так же, как и деньги) по ар­хаичным верованиям тамошних жителей считалось чудодей­ственным, исцеляющим и охра­няющим от зла и напастей. В Боснии склянки с вином поме­щали на дно могил людей, при жизни пристрастных к алкоголю, и находка такой бутылки при вто­ричной раскопке захоронения считалось большой удачей.

В санджаке Нови Пазар скончавшемуся от туберкулеза человеку клали в могилу бутыл­ку вина, предварительно пере­вязав ее веревкой, чтобы было легче вытащить. Через 40 дней после поминок члены семьи вы­таскивали за эту веревку бутыл­ку на поверхность и распивали ее, веря в скорейшее излече­ние от туберкулеза. Традицион­но вытаскивание из могилы бу­тылки с вином происходило в ночное время (после полуночи) с участием всех членов семьи. При выполнении этого обряда все его участники не должны были проронить ни слова. Так­же молча они возвращались до­мой. Запрет на разговоры рас­пространялся и на членов се­мьи, оставшихся дома, и по ка­ким-то причинам не пошедшим на кладбище. Разговаривать можно было только после пол­ного завершения ритуала.

В Восточной Сербии около Болевца на похоронах умерше­го от заразной болезни посту­пали также. Только вместо ал­коголя в бутылку наливали постное масло, которое выпи­вали через 40 суток, чтобы убе­речь себя от заразы.

В России считалось, что бу­тыль водки, найденная в ста­ром захоронении (так называе­мая “водка от покойника”) и вы­питая живыми, погружает их в глубокий, продолжительный сон, прообраз смерти.

 

ЛИЛИ В МОГИЛКИ ПИВО И ВИНО  

Интересный обряд был от­мечен священником С.Троиц­ким в 1867 году на юге Нижего­родской губернии. С удивлени­ем святой отец наблюдал за этим действом во вверенном ему приходе в родительскую субботу в непоименованной де­ревне, населенной мордвой - мокшей. По словам батюшки, этот обряд напоминал празд­ник или сельское гулянье.

В родительскую субботу все жители окрестных деревень оставляли свои работы и шли навещать умерших родственни­ков, обязательно прихватив с собой в изобилии говядину, хлеб, вино и пиво (причем, по­следнее ведрами). После ис­полнения православной литии на могилках священника угоща­ли вином и пивом и вежливо вы­проваживали с кладбища. После этого, по словам батюш­ки, у мордвы якобы начинался языческий разгул. В могильных насыпях мокшане делали отверстия, в которые они залива­ли пиво и вино, приговаривая при этом: “Погуляйте теперь, батюшки вы наши, с нами; после вам без нас никто ничего не даст”. Как только все было съедено и выпито, народе пес­нями и с трубками во рту раз­бредался по домам.

Существует и другое со­общение конца XIX века, в кото­ром говорится, что на похоро­нах у мордвы в фоб усопшему клали бутылку водки: “Опохме­литься на том свете и угостить старших покойников, чтобы приняли ласковей...”

Архаика этих обрядов, види­мо, предполагала установле­ние связи между миром живых и миром мертвых. Подобно тан­цу или маскараду опьянение живых или угощение спиртным мертвых считалось средством ритуального изменения челове­ка. Известно, что славянские погребальные пиры (тризны) включали в себя чрезмерное расточительство яств и медов и состояли из драматических иг­ровых сцен с использованием масок. В русских летописях тризна изображалась как пьяный мир. Употребление до глу­бокого опьянения хмельных на­питков на похоронах отмеча­лось на русском Севере вплоть до конца XIX века. Суеверные представления о жажде у мерт­вых по-разному проявлялись в погребальных обрядах многих народов, и истолковывались они, в основном, одинаково: влажный - живой, высохший - мертвый.

 

ОСОБЕННОСТИ ДРЕВНЕРУССКОЙ ТРИЗНЫ

Случаи вкладывания бутыл­ки водки в гроб мужчинам в XIX веке были зарегистрирова­ны не только в Нижегородской области, но и в соседней с нами Костромской и Смолен­ской губерниях. Подобное дей­ство этнографы наблюдали и в Беларуси!

В Беларуси, в Новогрудском лесу, однажды был най­ден надгробный камень XVII ве­ка. Надпись на нем гласила:

“Тут Иван Семашко лежит

У ногах черная собака тужит

У головах фляжка горилки стоит

У руках острый меч держит.

Го, го, го! Що ж кому до того?"

Рассказы о сопроводитель­ном алкоголе для “ушедших в мир иной” мне не раз приходи­лось слышать в рассказах на за­валинке от пожилого (и не очень) сельского населения тогдашней еще Горьковской области.

Подобные ритуальные дей­ствия - такие, как вливание хмельных и алкогольных напит­ков в могильную насыпь или вложение бутылей с водкой или вином в гроб умершему - берут свое начало еще с древних, не­запамятных времен. Скорее всего, этот ритуал является от­голоском древнейших языче­ских погребальных обрядов. Од­ним из них можно назвать триз­ну - поминание усопших, изве­стия о которой сохранились еще со времен княгини Ольги.

Дмитрий КАРАБЕПЬНИКОВ, нижегородский краевед.

“МК в Нижнем Новгороде” 23 - 30 октября 2013 года